ИМПЕРАТОРСКИЙ МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
в воспоминаниях Михаила Прохоровича Третьякова
1798-1830.

Глава IX.

Безуспешные хлопоты о новом месте.-Моя прежняя служебная деятель-ность. - Корыстная домогательства ректора Двигубского. - Ходатайство профессора Василевского. - Дело Попеляхина.-Хозяйственная часть университетского пансиона.-Директор его Курбатов.-Без вины пострадавший Матчин.-Последняя встреча моя с Писаревым.

Я не в силах описывать здесь той горести и печали, которые как громом поразили больную мать мою при известии о постигшем меня несчастии; ни тех забот и издержек, которые должны мы были употребить на приискание в зимнее время новой квартиры и на переезд наш из прежней, в университетском доме; а скажу только, что отдохнув несколько от всех беспокойств, терзавших меня в продолжение двух месяцев, я решился искать себе службы в другом ведомстве. Кн. Оболенский, войдя в мое положение, просил председательствующего в московском опекунском совете кн. Серг. Ал. Голицына об определении меня в тот совет. Голицын согласился на просьбу кн. Оболенского и поручил обер-секретарю Лебедеву познакомить меня с порядком тамошнего делопроизводства. Около месяца я ходил в совет, просил, кланялся и ничего не получил за неимением праздной ваканции. К вящему для меня прискорбию я узнал, что профессор Цветаев, пользовавшийся особым доверием кн. Голицына, очернил меня пред его сиятельством. Итак, я должен был подвергаться клевете и молчать; должен уничтожить в себе желание посвятить себя новым трудам и деятельности, тем более, что и кн. Оболенский перестал уже брать участие в моем положении и не сказал мне ни одного слова о последствиях ходатайства своего обо мне у кн. Голицына.

Теперь устремляю я в последний раз взор свой на действия мои по службе. При вступлении Писарева в 1825 г. в должность попечителя московского учебного округа, прежний попечитель кн. Оболенский рекомендовал меня ему, Писареву, с самой лучшей стороны. Следствием такой рекомендации было то, что Писарев оставил меня при себе и был столь доволен отличным усердием моим к должности и поведением, что шесть раз представлял меня к чину и ордену. Действия мои при Писареве состояли по большей части в точном исполнении приказаний его. Все бумаги поступали прямо к нему Писареву, и от него переходили уже ко мне, с подробным наставлением того, что по тем бумагам следовало делать; изготовлен-ные же мною ответы в совет и другие места, а равно представления Писарева к министру, я всегда вносил на рассмотрение ему, Писареву, и он на многих из них делал по-правки своею рукою, а некоторые бумаги писал и сам, не требуя от меня никакого объяснения, что можно видеть из чернового предложения его в совете университета, которое сохранилось в моих бумагах без всякого изменения. Дове-ренность Писарева ко мне была так велика, что он часто присылал ко мне на квартиру записки свои, уполномочивавшие меня напоминать ректору и другим липам о поспешном исполнении приказами его, Писарева, что ни в каком случае не относилось к моей должности и заставляло ректора и других особ посматривать на меня не так-то благосклонно за вмешательство мое в их дела. Я имел у себя более двадцати писем Писарева ко мне по разным предметам, но, к сожалению моему, уцелело только одно замечательное для меня по многим отношениям.

Нет никакого сомнения в том, что, если бы я против совести своей делал угодное моим недоброжелателям, то верно уже они не отказали бы мне в своем благосклонном расположении; но, будучи далек от всякого пристрастия по службе, я исполнял обязанность свою со всевозможным усердием и праводушием и никогда не мог предполагать, чтобы сторонние для меня люди, скрытым образом, без доказате-льства посягнули на честь мою. Чем же они руководствовались в таком бесчестном для них деле! Личною пользою и мщением ко мне за правду мою перед начальством. Я объясню то и другое делами тогдашнего времени.

Ректор Двигубский, имея влияние на начальника универ-ситетской типографии Курбатова, убедил его в 1826 году представить правлению университета о напечатании на счет типографии 600 экземпляров рукописи Двигубского под названием: "Московская флора'', которая не была рассмот-рена ни отделением физико-математических наук, ни советом, с выдачею ему, Двигубскому, деньгами за 180 экземпляров и 20 натурою. Правление, разумеется, одобрило мнение Курбатова и представило о том на разрешение Писареву, уже предупреж-денному Двигубским в свою пользу. Но как не было постановления, какую награду должны получать издатели книг, печатаемых на казенный кошт, то я и убедил Писарева предложить университетскому совету о составлении прежде всего правил на таковую выдачу, которые и были представлены министру на утверждение. Вследствие чего министр, от 4-го июля 1828 г., сообщил Писареву положение главного правления училищ, коим постановлено не выдавать денег издателям книг ни в каком случае, а относительно сочинении, дорого стоящих университету, при каждом таковом случае, не приступая к изданию оных, представлять о том на благоусмотрение его, министра. Между тем, Писарев, не дождавшись утверждения означенных правил, по докукам Двигубского, дал правлению предложение о выдаче ему, Двигубскому, за показанную книгу 720 р. Не ясно ли после этого, что Писарев не имел твердого характера и следовал советам людей, действовавших в свою пользу. Другая спекуляция Двигубского была еще лучше первой: 7-го декабря 1827 г. правление университета представило Писареву на утверждение условие, заключенное начальником типографии Курбатовым с ректором Двигубским, по которому он, Двигубский, обязывался издавать в 600 экземплярах изображения растений по 60 рисунков в год, с платою ему, Двигубскому, за этот труд по 3000 р. в год. Всех рисунков предположено было выдать в восемь лет 500, а издержки на :них простирались до 60 тысяч рублей, на счет типографских доходов. Писарев, по обыкновению своему, уже решался дать согласие на означенную спекуляцию Двигубского; но, по причинам, мною ему изъясненным, предложил правлению, чтобы типография предварительно открыла подписку на годовое издание рисунков Двигубского, и ежели чрез такую подписку будет собрана хотя половина той суммы, которую назначено употребить в первый год, то Писарев согласен на выдачу Двигубскому за годовой выпуск рисунков 3000 рублей. Но предложение это, по просьбе Двигубского, было изменено и, вместо половины, назначено собрать только пятую часть, что видео из сохранившегося в бумагах моих письма Двигуб-ского к Писареву, От этого издания типография понесла в первый год значительный убыток, не говоря уже о том, что ; рисунки были рассылаемы по уездным училищам, на счет их сумм. Замечательно, что Писарев, после увольнения моего от должности, не решился уже дать согласия своего на продолжение означенного издания, но представлял о том министру Ливену; Ливен же не соблаговолил на продолжение убыточного для типографии издания. Писарев, от 13-го августа 1827 года, доводя до сведения министра, что некоторые профессора дают студентам частные уроки в преподаваемых ими предметах, вопреки заключению главного правления училищ 3-го июня 1820 г., испрашивал разрешения: как следует поступить ему, Писа-реву, в таком случае? Министр предписал Писареву наблю-дать во всей силе означенное постановление, от чего неко-торые из профессоров лишились немаловажного дохода.

1828 г. генваря 14-го профессор Василевский просил Писарева о выдаче ему издержанных при обозрении училищ Владимирской и Рязанской губернии, сверх выданных ему на этот предмет 900 рублей, еще 150 рублей, показывая, что он издержал на наем коляски по 10 руб. в день - 460 р., за наем квартиры, где должен был останавливаться, 147 р. и на письмоводство 91 рубль. Вследствие такого, можно ска-зать, смешного требования Писарев предложил правлению университета учинить справку: можно ли принять подобный издержки на счет казны? и получил в ответ, что законами повелено командируемым по казенным надобностям чиновникам выдавать токмо прогонные деньги, а на допущения вышесказанных издержек постановлений нет, изъясняя далее, что показанные в отчетах профессоров, по визитации учи-лищ, издержки были всегда принимаемы на счет казны, и что визитаторы должны делать расходы не на одни токмо прогоны, но и на прочие потребности. Несмотря на такое выгодное для визитаторов заключение правления университета, министр, коему это дело представлено было на разрешение, предписал выдавать визитаторам на путевые издержки, сверх прогонов, от 200 до 300 рублей, - сумма в половину менее издержан-ной Василевским.

Правление университета от 26-го дня 1828 г. донесло Писа-реву о решении сенатом дела о растраченных служившим в том правлении тит. сов. Попеляхиным казенных денег 1700 руб., по которому определено: подсудимого Попеляхина, по силе манифеста 22-го августа 1826 г., от положенного зако-нами наказания освободить; впредь же ни к каким делам не определять; а взыскание растраченной суммы по силе пятой статьи того же манифеста сложить. В дополнение к этому рапорту Писарев потребовал копию с отношения москов-ской уголовной палаты о решении означенного дела, из которой усмотрено, что правление в первом рапорте своем скрыло от Писарева то, что пополнение растраченных 1700 руб. хотя бы и следовало, по неимуществу подсудимого, обратить оное на присутствующих, секретаря и кассира университетского правления, но, силою 5 ст. манифеста, от такового взыскания они избавлены. Так как ответственность в верности послужных списков чиновников была возложена на попечителя, то Писарев и предложил правлению внести решение дела о Попеляхине в списки присутствовавших, секретаря и кассира и требовал уведомления: кто именно заседал в правлении во время противозаконных действий Попеляхина? Вскоре после этого предложения профессор Мухин от себя и от имени товарищей своих просил Писарева уничтожить это предложение. Писарев потребовал от меня форму послужных списков для представления к знаку отличия беспорочной службы, по рассмотрении которой долго не соглашался на уничтожение предложения своего, но, наконец, согласился исполнить просьбу Мухина. Когда же я доложил Писареву, что предложение уже записано в исходя-щую книгу, то Писарев, разорвав его, надписал на нем своею рукою: возвращено обратно, и в таком виде приобщено к делу. Казалось бы, что профессора должны были быть довольны таким действием Писарева, но - вышло другое. Они, во время пребывания министра Ливена в Москве, приносили ему жало-бу на меня в том, что будто бы я происками своими ста-рался лишить их знака отличия беспорочной службы. Это обсто-ятельство было известно мне потому, что Писарев, возвратясь от министра, сказал мне именно сими словами, что он в означенном деле хочет умыть руки свои, а потому и приказывал мне написать к директору департамента народного просвещения отношение и просить его разрешения: могут ли быть представлены к знаку отличия беспорочной службы при-косновенные к делу Попеляхина профессора? Чем же все это кончилось - я сведения не имею.

Кроме сих распоряжений, дельных в самом начале, а после измененных, много было и других, которые клонились к сокращению расходов в университете, пансионе и типографии, к приведению в известность казенной собственности, к составлению табели срочным вещам, к произведению ревизии учебных пособий, что все относили на мой счет, а принятый Писаревым двусмысленный образ действования обещать на словах все, а на бумаге делать другое и даже переменять свои предложения - привел многих к заключению, что я управляю Писаревым и делаю что хочу.

Но вот еще два случая, которые представят Писарева в истинном его достоинстве.

Незадолго до определения начальника типографии Курба-това в должность директора благородного пансиона Писарев, по ходатайству генерала Апраксина, определил в тот пансион экономом губ. секр. Круглова, снабдил его инструкцией и строго подтвердил, чтобы директор пансиона Курбатов и инспектор Павлов не пользовались казенным столом. Курбатов, поместившись в пансионе с многочисленным семейством и такою же прислугою, начал забирать у поставщиков съестные припасы как для себя, так и для прислуги своей на счет пансионской суммы, но, встретив в том препятствие со стороны эконома Круглова, вздумал прикрыть свое хищничество властью самого Писарева. С этою целью представил ему собственноручную записку, прося его дать пансионскому правлению следующее предложение: "Так как директор и инспектор университетского благородного пансиона по при-меру других учебных заведений пользовались казенными при-пасами, то предлагаю правлению забираемые у поставщиков директором и инспектором съестные припасы причислять к общему столовому расходу по пансиону!"

Чего же лучше! Кушай что угодно и сколько угодно²¹⁾.

Писарев, вероятно, обещал исполнить желание Курбатова и передал мне записку его для доклада в свое время. Видя из этой записки бессовестное и неограниченное требование Курбатова, я убедил Писарева назначить ему, Курбатову, и инспектору пансиона столовые деньги, о чем и было представлено министру народного просвещения на утверждение. Но министр передал это дело в комитет гг. министров, который отказал в означенной издержке и довел о том до высочайшего сведения. Несмотря на такое решение, Курбатов продолжал пользоваться казенными съестными припасами и даже требовал иногда для своего стола живых стерлядей. Эконом Круглов беспрестанно доносил Писареву о таковых действиях Курбатова, но Писарев, по обыкновению своему, отделывался от Круглова разными пустыми словами. Наконец, Курбатов сам уже стал жаловаться Писареву на Круглова в том, что он не допускает его, Курбатова, до осмотра кладовой разными вещами и не слушает его приказаний. Эта забавная сцена происходила у Писарева при мне и при Круглове. Курбатов говорил с Писаревым по-французски в том предположении, что Круглов не понимает того, что о нем говорят; но Круглов знал по-французски и с жаром вступился за свою честь. Все это кончилось однако ж тем, что Писарев обвинил Круглова перед Курбатовым. После этого происшествия бедный Круглов оставил пансионскую службу, жалуясь слезно на вероломство Писарева и подлость Курбатова. Да и моя честь много пострадала от Курбатова, клеветавшего на меня даже в С.-Петербурге через собратов своих масонов, о чем я имел достоверные сведения от одного из начальников отделения департамента министерства народного просвещения и чиновника Старынкевича, защищавшего меня перед товарищем министра Блудовым.

Отставной чиновник 7-го класса Матчин, коротко зна-комый директору министерского департамента Языкову, был определен Писаревым штатным смотрителем Коломенского уездного училища. Писарев, бывши в Коломне в 1827 году, приказал словесно Матчину произвести немедленно в училище разные перестройки. Матчин, приступив к исполнению приказания Писарева, донес в то же время обо всем директору училищ Московской губернии Дружинину. Дружинин, по какому-то обстоятельству, задержал у себя донесение Матчина и умер. Матчин, как будто самовольно истративший на перестройки в училище казенные деньги более 1000 рублей, был предан правлением университета уголовному суду и отрешен от должности. Писарев легко бы мог спасти Матчина, дав от себя предложение правлению, что сам он, Писарев, приказал Матчину произвести означенные пере-стройки, чем бы дело и кончилось. За что же пострадал невинный заслуженный чиновник?

После внезапного выхода моего из службы, я проживал в приходе церкви Похвалы Пресвятые Богородицы, недалеко от Каменного моста, и никак уже не предполагал встретиться когда либо с Писаревым; однако ж, это случилось на самом деле. Проходя как-то кремлевским садом к той площади, на которой торговали цветами и деревьями, я нечаянно сошелся здесь с Писаревым. Он остановился, вступил со мною в разговор и, узнав от меня, что я нахожусь без дела, спросил: "не желаю ли я служить в комиссии для строений в Москве, и, если желаю, то он, Писарев, постарается пристроить меня как можно выгоднее. Хотя я и не верил сладким словам Писарева, однако ж, знав дружескую его связь с директором комиссии Башиловым, должен был согласиться на предложение Писарева, и, изъявив ему за то сердечную благо-дарность мою, просил позволения его пр-ва являться к нему иногда для узнания переговоров его обо мне с Башиловым; но, к удивлению моему, Писарев отклонил от себя мое посещение, под тем предлогом, что он сам известит меня обо всем в свое время. Чем же кончилась эта забавная комедия? Она кончилась тем, что Писарев обманул меня самым бесстыдным образом и ни о чем уже не дал мне никакого сведения.

Февраля 1830 г. Писарев пожалован тайным советником и сенатором. Таким образом, московские музы избавились от военного надзора.

Мих. Прох. Третьяков.

К О Н Е Ц