|
Нил Александрович Попов
(Штрихи к творческому портрету)
Д.А.Гутнов
Известный русский историк и общественный деятель второй
половины XIX века Нил Александрович Попов родился 28 марта 1833 года в Бежецке в
семье учителя русского языка Бежецкого гражданского училища Александра
Григорьевича Попова и его жены Татьяны Ивановны. Отец будущего историка
происходил из духовного сословия, лишь немногим позже рождения сына получил чин
коллежского ассессора (1839). Это давало отцу Попова и всем его потомкам права
дворянского достояния, так же как и возможность дальнейшего продвижения по
службе. К концу своей карьеры он занял должность смотрителя того же училища. Нил
был вторым сыном из многочисленной семьи Поповых. (всего у четы Поповых было
тринадцать детей). В 1844 г. мальчик был определен в Тверскую гимназию. Тверской
благородный пансион при Тверской гимназии в
то время располагал весьма квалифицированным штатом педагогов, которые обладали
известностью отнюдь не местного масштаба. Так, преподавателем латыни там служил
А.Т.Ананьев ╟ составитель широко использовавшихся в середине XIX века словарей.
Директор гимназии Н.М.Коншин был в молодости дружен с А.С.Пушкиным, вел с ним
дружескую переписку, а закончил свою педагогическую деятельность в должности
директора Демидовского лицея в Ярославле, учитель математики В.А.Будревич стал
впоследствии попечителем Казанского учебного округа.
Надо сказать, что и впоследствии ученый сохранил самые лучшие
воспоминания о своем пребывании в стенах этого учебного заведения, потому что
позже, когда руководство тверской гимназии готовилось отметить свой юбилей и
обратилось к именитому уже земляку (Н.А.Попов к тому времени был профессором
Московского университета) с просьбой о помощи в сборе архивных и иных материалов
о тверской истории, последний с готовностью на нее откликнулся. О степени
участия Н.А.Попова в изысканиях в этой области свидетельствует его обширная
переписка с директором тверской гимназии А.К.Жизне-вским и другими членами
юбилейного комитета.
В 1850 г. Н.А.Попов закончил гимназию с оценками "отлично" по
всем предметам и золотой медалью. Согласно учебным правилам того времени эти
условия позволяли ему претендовать на получение чина XIV класса и поступление в
университет без вступительных испытаний. В том же году Н.А.Попов был принят
казеннокошным студентом на 1-е отделение философского факультета Московского
университета. В то время
Московский университет, по словам учившегося примерно в одно время с Н.А.Поповым
другого известного русского историка К.Н.Бестужева-Рюмина "...блистал плеядою
талантов в разных родах и разных направлениях: Соловьев и Шевырев, Катков и
Редькин, Грановский и Крылов, Кавелин и Морошкин, Кудрявцев и Чивилев ╟ что
может быть противоположнее по таланту и направлению, по складу ума и характера?"
. И молодой студент со всей жадностью впитывает этот дух и традиции старейшего
университета России.
Несмотря на расхожее мнение об изначально большом влиянии на
формирование научных взглядов Н.А.Попова со стороны Сергея Михайловичса
Соловьева, первые годы своего пребывания в университете будущий ученый работал
под руководством профессора С.П.Шевырева. Именно ему были представлены первые
три курсовых сочинения молодого студента: "О басне вообще и о русской в
особенности" на первом курсе, "Эсхилл и его трагедия "Агаменнон" на втором и
"Персий и его время" на третьем. По свидетельству К.Н.БестужеваРюмина все эти
сочинения удостоились положительных отзывов Шевырева.
На четвертом курсе для Нила Александровича определился и выбор
будущей сферы своей деятельности. Будучи казеннокошным студентом, он по
окончании университета обязан был отработать несколько лет в качестве учителя
гимназии. Не дожидаясь окончания университета, под руководством того же
С.П.Шевырева он начал давать свои первые уроки ученикам уездных училищ в
Московском университете. Тематика занятий, которую избирал студент Попов
свидетельствовала о его пристрастии к историческим изысканиям. Таковы были его
уроки, посвященные внешней политике Александра Невского и Даниила Галицкого, об
отношениях между Россией и Турецкой империей с 1453 г. до нашего времени, обзор
начальных веков русской истории. Были среди этих тем и историографические. Так
известно, что он провел занятие, посвященное биографии академика Байера и его
трудам по русской истории. В то же самое время имя Н.А.Попова становится
известным и читающей публике по ряду критико-библиографических заметок. Первая
из них называлась "Древние и новые греки" и была посвящена разбору книги Иоганна
Тельфи "Studien uber die Alt-und Neugriechen und uber die Lautgeshichte der
griechishen Buchstaben". Этот первый опыт был продолжен Н.А.Поповым в ряде
критических обзоров на новую историческую литературу по истории и истории
русского права. Среди объектов его статей были труды И.Е.Андриевского,
П.А.Лавровского, князя Е.Голицына, С.М.Соловьева. С последним у Попова сложились
достаточно тесные отношения..
Нет нужды на этих страницах характеризовать роль и значение
ординарного профессора, впоследствии ректора Московского университета
С.М.Соловьева в развитии русской исторической науки. Об этом сказано и написано
вполне достаточно. Н.А.Попов познакомился со своим будущим научным руководителем
в то время, когда тот выпускал первые тома своей знаменитой "Истории России с
древнейших времен". Стимулом к более тесному сотрудничеству стали лекции ученого
по русской истории для студентов первых курсов факультета. Уже упоминавшийся
нами В.О.Ключевский, также слушатель и
ученик Сергея Михайловича уже в шестидесятых годах писал о лекциях своего
учителя:" Слушая С.М.Соловьева, мы смутно чувствовали, что с нами беседует
человек, много и много знающий и подумавший обо всем, о чем следует знать и
подумать человеку, и все свои передуманные знания сложивший в стройный порядок,
в цельное миросозерцание, чувствовали, что до нас доносятся только отзвуки
большой умственной и нравственной работы, какая когда-то была исполнена над
самим собой этим человеком и которую должно рано или поздно исполнить над собой
каждому из нас если он хочет стать настоящим человеком"
Свой первый опыт под руководством столь уважаемого учителя Нил
Александрович осуществил в исследовании, принесшим ему звание кандидата и
получившем название " История вопроса о русской начальной летописи". По итогам
рассмотрения этого сочинения историко-филологическим факультетом Московского
университета в 1854 году, его автор был удостоен золотой медали.
Вообще же, отношения Н.А.Попова и С.М.Соловьева на первом этапе
их знакомства претерпели большую эволюцию. Так, учитель во многом способствовал
тому обстоятельству, что в 1857 году Н.А. Попов был переведен с должности
учителя IV Московской гимназии, которую занимал по окончании университета в 1855
году по 1857 год, в Казанский университет. Открывшаяся вакансия стала возможной
в связи с переходом занимавшего кафедру русской истории в Казанском университете
профессора С.В.Ешевского в Московский университет. На освободившееся место и был
назначен Н.А.Попов как исправляющий
должность адъюнкта.
С другой стороны, широко известны строки письма С.М.Соловьева
С.В.Еше-вскому, написанные в феврале 1856 года. Тогда он писал: "... что
касается до Нила Попова, то с ним дойдет дело у меня до ручной расправы: нет сил
какой он лентяй". И тем не менее, когда речь зашла о том, чтобы рекомендовать
кого-либо для замещения освободившейся вакансии приват-доцента на
историко-филологическом факультете, то С.М.Соловьев выбрал именно его, а не,
скажем, К.Н.Бестужева-Рюмина или
Д.И.Иловайского, даже при том, что Н.А.Попов еще не имел магистерской степени. А
впоследствии, как известно, отношения ученика и учителя вышли за рамки сугубо
формальных. В 1870 году Нил Александрович женился на дочери С.М.Соловьева Вере
Сергеевне. По словам племянника великого историка, тоже Сергея Михайловича
Соловьева "....Вера похожа была на отца лицом и отчасти, умом и характером. Это
была блондинка, с большими голубыми глазами, с ярко-золотистыми вьющимися
волосами. От всех сестер она отличалась положительностью, твердостью характера и
хозяйственностью... Нил Александрович был много старше своей жены и,
по-видимому, брак Веры Сергеевны был основан не на романтическом увлечении, а на
чувствах уважения и долга. Супружество было весьма счастливое. Большая квартира
Н.А.Попова на Девичьем поле (Нил Александрович был директором архива)
производила впечатление веселого семейного уюта. У Поповых было четверо детей:
сын и три дочери". Но это будет много позже.
А пока 13 октября 1860 года новоиспеченный преподаватель
Московского университета прочел свою первую пробную лекцию. Она называлась "По
поводу современных вопросов в русской исторической литературе" и развивала уже
проявившийся в дипломном сочинении Попова интерес к проблемам отечественной
историографии. В центре внимания автора оказались первые опыты молодой русской
исторической науки, сделанные в XVIII веке. Поэтому значительное внимание было
им уделено историческим воззрениям таких ученых, как М.М.Щербатов, В.Н.Татищев и
Н.М.Карамзин. Именно тогда, по мнению лектора, были обозначены многие проблемы
русской истории, над решением которых продолжает работать русская историческая
мысль и поныне. .Среди таких вопросов он называет оценку личности и реформ царя
Петра I. В этой связи лектор указал на существующие в литературе этого периода
два подхода к личности и деятельности царя-преобразователя. Первый заключался в
том, что реформы Петра есть личное дело царя, никак не связанное с объективным
ходом исторического развития России (Щербатов). Вторая же ╟ наоборот,
рассматривала петровские преобразования как следствие глубоких
общественно-экономических процессов, зародившихся еще в XVII столетии (Татищев,
Карамзин). Сам автор присоединяется ко второй точке зрения и считает, что
русское общество XVII столетия могло только обнаружить попытку к реформам: для
энергичного выполнения оно нуждалось в государственной силе и личных качествах
преобразователя. Именно с этой точки зрения Н.А.Попов и оценивал эпоху XVII века
как переходный период от средневековой к новой истории России и декларирует
свой, пронизывавший в дальнейшим многие его работы, интерес к роли личности в
русской истории. Как он писал в заключение к своей лекции: "Я думаю, что для
развития нашего понимания своей истории была бы крайне полезна история развития
личности. Биографический, личный элемент также принимал участие в общем ходе
русской жизни... Но так сложилось, что общество и личность в нашей истории
оставили гораздо меньше следов, чем государство. В частной жизни нашего народа
менее видно самостоятельности и силы, нежели в государственной жизни. Но это не
означает что он не играл вовсе никакой роли!".
В развитие этих утверждений год спустя ученый представил на суд
Московского университета свою магистерскую диссертацию. Она была посвящена жизни
и деятельности одного из известных государственных деятелей и ученых XVIII века,
сподвижника Петра Великого Василия Никитича Татищева. Несмотря на то, что это
сочинение было высоко оценено как членами Совета университета, так и
исторической критикой того времени, защита прошла достаточно бурно. Основной
поток критики, правда, не подвергал сомнению того громадного вклада, который
Н.А.Попов внес в раскрытие заявленной темы Речь шла прежде всего о том
историческом фоне, на котором Н.А.Попов живописал действия, помыслы и поступки
своего героя. Разделив свое повествование на главы в соответствии с основными
направлениями деятельности Татищева, Н.А.Попов в подробном введении к каждой
главе давал описание того, что из себя представляла данная область жизни страны
к моменту прихода в нее его героя. Так, мы получаем детальные картины того, что
из себя представляли теория государства и права в России в середине XVIII века,
организация тяжелой промышленности на Урале, быт и нравы кочевых народов Сибири,
с которыми пришлось иметь дело Татищеву в должности начальника Калмыцкой
экспедиции, знания о русской истории и географии накануне появления его научных
трактатов в данной области и пр. Эта, весьма обширная часть повествования
Н.А.Попова и подверглась основной критике. Как описывал настроение в зале, где
происходила защита безвестный репортер журнала "Отечественные записки":
"Очевидно для всех положения диссертации г. Попова казались совершенно ясными.
Но "родовые предания", "вотчинные привычки", "феократические учения", "развалины
уделов"... для Московского университета все эти вопросы давным-давно порешенные
и г-ном Соловьевым и г-ном Чичериным и потому нам даже удивительно, отчего г.
Попов выдает их за свои. Поэтому совершенно справедливо на диспуте говорили о
другом. Г-н Соловьев защищал русских временщиков императрицы Екатерины I и Петра
II от немецких временщиков императрицы Анны Иоанновны..., а С.В.Ешевский
доказывал, что нельзя называть ученой литературу времен Петра I". Отклики на
этот диспут мы находим в переписке и воспоминаниях многих ученых. Так,
В.О.Ключевский, писал об этом своему другу С.П.Гвоздеву: "Недавно был
магистерский диспут Н.Попова. С.В.Ешевский был его официальным оппонентом. Я не
был сам, но говорили, что он возражал чертовски хорошо". В диспуте также приняли
участие О.М.Бодянский, и Ф.М.Дмитриев.
Тем не менее по результатам работы ежегодной комиссии по
присуждению Демидовских премий Н.А.Попов оказался в числе лауреатов. Как писал в
своем отзыве на сочинение историка ординарный академик А.А.Куник "Главная
заслуга автора состоит в том, что он разработал историю служебной деятельности
Татищева и этим дал возможность объяснить как этот сподвижник Петра Великого
понимал должность государственного человека в преобразовании России... Любовь, с
которой г-н Попов входит в подробности своего главного предмета и
предпочтительно заслуживает внимания при оценке его сочинения; важно особенно в
наше время еще и то, что автор всюду остается верен строгому характеру
исторического исследования и не изменяет ему в видах современной публицистики."
Положительный отзыв на работу Попова был помещен за подписью М.Н.Лонгина и в
"Русском вестнике".
В течение последующих двух лет с 1862 по 1864 годы Н.А.Попов
находился в заграничных командировках в Германии и Австрии, где собирал материал
для докторской диссертации. Он побывал в столицах указанных государств, а затем
объехал наиболее крупные центры их славянских владений. Здесь он тесно общался
со многими деятелями славянской науки и культуры, много работал в архивах,
изучая историю южных и западных славян. А в 1870 году ученый дополнил свое
знание о славянстве поездкой в Константинополь и болгарские владения Османской
империи.
Результаты этих командировок оказались гораздо шире его чисто
научных интересов. Прямым итогом этой поездки стал специальный курс по истории
южных и западных славян, который Н.А.Попов начал читать на
историко-филологическом факультете Московского университета. Этот курс по праву
считается первым систематическим курсом по истории южных и западных славян,
читанным в Московском университете после лекций на эту тему профессора
О.А.Бодянского. Оценивая значение курса лекций Н.А.Попова по истории южных
славян для развития русской славистики, известный исследователь этого вопроса
Л.П.Лаптева писала : "С этого времени история славянских народов уже как
отдельная дисциплина стала читаться в Московском университете профессорами по
всеобщей или русской истории, а иногда и специалистами по истории славян"
Сразу же после своего приезда на родину, Н.А.Попов стал
редактором отдела славянской хроники журнала "Современная Летопись" и в течение
1864-1867 гг. опубликовал там и в таких журналах как "Русский вестник",
"Московские университетские известия" и др. целый ряд публикаций, посвященных
различным аспектам его изысканий в
славянских землях. Среди них выделяется цикл статей по истории польского народа
в новейший период, охватывающий время с 1794 по 1848 гг.
В 1857 г. в связи с организацией в Москве по инициативе группы
видных русских общественных деятелей, литераторов, ученых Славянского
благотворительного комитета, Н.А.Попов принял активное участие в формировании
этого движения, вступил в его состав в 1864 году и даже возглавил Московский
славянский комитет. Как известно, цели вновь созданной организации определялись
следующим образом: "1) доставлять славянам денежные средства на пользу церквей,
училищ и др. Истинно полезных учреждений, каковы общество болгарской
письменности в Царьграде и народные читалища; 2) доставлять им пособия книгами,
утварью и всем тем, что может способствовать поддержанию православия в отношении
к церквам и училищам4 3) вспомоществовать в Москве молодым славянам, приезжающим
для образования"..
В этом качестве он очень много сделал для развития культурных
связей между Россией и славянскими народами. Как указывает С.А.Никитин, при
общей направленности в достижении конкретных политических целей укрепления
русского влияния на Балканах, различные славянские комитеты обнаружили разную
"специализацию" в своих связях с оказании помощи славянам. Так, Петербургский
Комитет был более ориентирован на цель внедрения славянской идеи в русское
общество, Московский же сразу занял образовательно-благотворительную нишу,
приглашая на благотворительные пожертвования молодых славян в Россию для
подготовки их в дальнейшем для получения высшего образования и возвращения на
Родину в качестве учителей славянской истории, литературы, языка. Много делалось
и для открытия в славянских землях читален и библиотек с литературой на
национальных и русском языках. Став во главе Московского комитета, Н.А.Попов вел
огромную работу по получению государственных и частных субсидий на эти
программы, поиску жертвователей, организации подготовительного обучения для
прибывающих в Россию учеников и их последующего поступления в Московский
университет. Причем, речь шла и об организации женского образования. Например,
при его деятельном участии в 1870 г. был открыт славянский пансион в Николаеве,
а в начале 1871 г. при Московском женском Алексеевском монастыре открылось
воспитательное заведение для девушек южнославянского происхождения. Впоследствии
Н.А.Попов изложил историю возникновения и первых лет деятельности Московского
Славянского Благотворительного Комитета в специальном исследовании, посвященном
этому вопросу.
Имя Нила Александровича стало особенно известно в широких
кругах общественности после проведения в Москве в 1867 г. Этнографической
выставки, где по инициативе и при деятельном участии Нила Александровича был
организован Славянский Отдел. Как вспоминал председатель Общества любителей
естествознания, антропологии и этнографии профессор В.Ф.Миллер, мнение
Н.А.Попова об устройстве Этнографической выставки было представлено в виде
записки членом общества профессором А.П.Богдановым. В ней Нил Александрович
предлагал оргкомитету выставки свои услуги в подготовке славянского отдела ,
приводя в обоснование следующие резоны. В частности, он полагал, что "Во-первых
славяне должны служить предметом первого и ближайшего сравнения при изучении
русской народности, как родственные племена; во-вторых в самой России из
западных славян живут поляки, а из южных ╟ сербы и болгары... Таким образом в
этнографическом составе главного населения России заключается необходимость
допустить на выставке Славянский отдел, исполнение которого не может встретиться
в настоящее время с большими препятствиями". Предложения Н.А.Попова были приняты
участниками заседания и он деятельно приступил к работе по организации
Славянского отдела выставки. Здесь в полной мере раскрылся талант Н.А.Попова как
организатора. Обладая обширными связями в славянском мире, он привлек к заочному
участию в подготовке выставки большое число литераторов, ученых, деятелей
искусства из славянских земель. Это, в свою очередь обеспечило полный успех
созданной под руководством ученого экспозиции. Она включала 62 манекена, одетых
в традиционную одежду различных славянских народов, массу предметов
повседневного быта, фотоматериалы, документы. Огромный вклад ученого в
подготовку выставки был оценен уже тем фактом, что во время посещения выставки
императором Александром II именно Н.А.Попов давал пояснения по экспозиции. А
перед открытием выставки по решению Общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии ему в торжественной обстановке была преподнесена
золотая медаль
Экспозиция Этнографического Отдела, посвященная славянскому
быту нашла живой отклик и у делегатов знаменитого Славянского Съезда,
открывшегося в Москве вслед за самой выставкой. Н.А.Попов деятельно участвовал
во всех мероприятиях съезда, что вылилось в последствии в издании им специальной
книги, посвященной этому важному событию в политической и культурной истории
России и других славянских народов. Там он поместил частично или полностью речи
делегатов съезда и отзывы на проведение этого мероприятия в зарубежной
прессе. Как указывалось в рецензии на это
издание, помещенной в журнале Отечественные записки" "...собрать воедино все
черты этого замечательного события ╟ мысль очень счастливая. Важную часть книги
составляют речи, произнесенные на торжествах славянского съезда. Тем самым рельефно
оттеняется характер того
общественного настроения, которое выразилось в этих речах".
Впоследствии по решению Общества Любителей Естествознания,
Этнографический Отдел вошел в его структуру как составная часть, а инициатор его
создания ╟ Н.А.Попов был избран первым председателем и занимал этот пост с
декабря 1867 г. по декабрь 1881 г. Среди задач, которые были успешно решены
членами Этнографического Отдела в дальнейшем можно назвать разработку инструкций
для Туркестанской экспедиции, участие в подготовке Политехнической выставки 1872
г. и Антропологической выставки в 1879 г. Среди несомненных заслуг председателя
Этнографического отдела можно назвать организацию издания "Трудов
Этнографического Отдела (всего за 14 лет руководства Н.А.Поповым Этнографическим
Отделом было издано 6 книг, большую научно-организационную работу, которую он
совмещал с активной научной деятельностью (всего Н.А.Попов сделал более 20
докладов, рассматривавшихся и обсуждавшихся на заседаниях Этнографического
Отдела. В 1881 г. в связи с уходом
Н.А.Попова с поста Председателя Этнографического отдела в благодарность за его
многолетнее и деятельное участие в работе Отдела и Общества Любителей
Естествознания вообще ему была преподнесена золотая именная медаль.
В 1869 году в продолжение своих изысканий в области истории
славян, Н.А.Попов подготовил к защите докторскую диссертацию под названием
"Россия и Сербия. Исторический очерк русского покровительства Сербии с 1806 по
1856 год" Написанная в момент активного развития панславянского движения в
России, эта работа сразу же получила не только научный, но и общественный
резонанс. Как говорилось в отзыве на труд Нила Александровича родным факультетом
:"После отношений России к Польше, первое место между отношениями к другим нашим
соплеменникам занимают безусловно отношения к Сербии. Это единственное
славянское государство, успевшее в недавнее время получить независимость, и это
государство не только единоплеменное, но и единоверное нам; кроме того в борьбе
за независимость, и в выработке правительственного строя его Россия принимала
самое деятельное участие. Подробное описание и оценка этой деятельности России,
этого первого опыта участия ее в создании так сказать, нового славянского
государства, разумеется должны возбуждать сильный интерес; ...Автор имеет
определенный взгляд на события и на роль России в истории новорожденной Сербии;
но этот взгляд не навязывается читателям: в чрезвычайном обилии фактов,
добросовестно изложенных, читатель может найти поверку мнениям автора и
возможность образовать собственный взгляд."
Положительная оценка труда Н.А.Попова со стороны родного
факультета в значительной степени определила и успех состоявшейся вслед за тем
защиты его как докторской диссертации. Ученому была присвоена степень доктора
наук, а Санкт-Петербургская Академия Наук даже отметила его Уваровской премией.
В отзыве на эту книгу, написанном профессором В.Богишичем мы читаем: "Сочинение
Н.А.Попова составляет капитальный исторический труд, с появлением которого смело
можно говорить, что история русской дипломатии по Восточному вопросу получила
весьма ценный вклад, а молодое государство, родственное русскому народу,
приобрело первую и научно обработанную историю". Впоследствии автор продолжил
разработку начатой этим сочинением тему, издав еще несколько работ, расширявших
хронологические рамки этой же тематики. Так, в 1871 г. им была выпущена
монография "Сербия после Парижского мира", дополнявшая уже нарисованную им
картину сербской истории в хронологическом промежутке с 1856 по 1859 гг. А
позднее обращение к заданной теме состоялось в 1880 г., когда Н.А.Попов выпустил
большую статью под названием "Вторичное правление Милоша Обреновича в 1859╟ 1860
годах". Логическим завершением изучения этой проблемы стала вышедшая чуть позже
его статья "Сербия и Порта в 1861╟ 1867 гг" Значение этих трудов Н.А.Попова как,
фактически, первой написанной истории Сербского государства не только в русской,
но и в сербской науке было оценено и в самой Сербии. Все три названные выше
книги Н.А.Попова были переведены на сербский
язык, а имя ученого навсегда вошло в золотой фонд русской славистики.
Характеризуя значение нового труда Попова следует отметить тот огромный
резонанс, который она вызвала не только в научной, но и повседневной
периодической печати. Написанные в ответ на ее появление рецензии по своей
обстоятельности и объему могли бы вполне и сами составить самостоятельное
исследование.
Вслед за успешной защитой докторской диссертации Н.А.Попов
получил должность экстраординарного (1869), а затем и ординарного профессора
(1871). А в 1882 г. по выслуге лет и учитывая заслуги ученого перед Московским
университетом он получил звание заслуженного ординарного профессора. Трижды
(1873╟ 1876; 1877╟ 1880; 1882╟ 1885) Нил Александрович Попов избирался Советом
историко-филологического факультета на должность декана. А в 1883 году решением
общего собрания Санкт-Петербургской Академии Наук он был избран ее
членом-корреспондентом.
Из сказанного следует, что характеризуя жизненный путь и
научные интересы Н.А.Попова, невозможно не коснуться столь важной для его
портрета стороны деятельности, как преподавание. Как вспоминали некоторые из его
многочисленных студентов много позже: "С появлением Попова в жизни нашей
аудитории стала замечаться новая черта: это неслыханное раньше, живое, откровенное
почти что товарищеское общение между
профессором и его слушателями, но исключительно в области интересов знания,
чуждое всякого заимствования, фальшивой популярности, далекое приторной
фамильярности, какого-либо неприличия. Его скромная квартира воскресными утрами
превращалась в университетскую аудиторию: дебатировались вопросы,
просматривались свежие книги, особенно из-за границы, делались справки. Его
разнообразная библиотека, особенно по славянской ее части (10 тысяч названий)
была моим неоценимым другом: славянские грамматики, словари, славянские журналы
таскались нами домой и радушный владелец не стеснял пользования, но сам
руководил выбором, помогал советом, указанием". Дополняя сказанное, еще один
студент, слушавший лекции историка, впоследствии известный русский мыслитель
В.В.Розанов писал, что за его рост, толщину и бас студенты прозвали его
"Трубой"
Среди лекционных курсов, которые были заявлены в учебном плане
историко-филологического факультета Московского университета за подписью
Н.А.Попова помимо указанных выше лекций по истории южных и западных славян,
находим его курс по древней и новой истории России. Кроме того, в "Обозрениях
преподавания..." за ряд лет находим упоминание о прочитанном автором курсе под
названием "Русская историография", и там же встречается упоминание о семинарских
занятиях Н.А.Попова, посвященных чтению и толкованию Ипатьевской летописи и
истории славянских народов..
В связи со всем вышесказанным, необходимо и принять во внимание
ряд пояснений, оставленных нам К.Н.Бестужевым-Рюминым, одним из первых биографов
ученого. По его словам "...Предметами университетского преподавания Нила
Александровича была история отечественная и славянская. Порядок преподавания был
следующий. На первых двух общих курсах профессор читал лекции, посвященные
обзору древней и новой русской истории, а с студентами исторического отделения
вел семинар; история славянских народов преподавалась на III и IV курсах того же
отделения и отделения славяно-русской филологии. Фактическая часть лекций по
русской истории излагалась преимущественно на основании "Истории России"
С.М.Соловьева, к ученому авторитету которого Н.А.Попов относился с большим
уважением".
Практически все, кто слушал лекции Н.А.Попова отмечают его
доскональное знание существующей на тот момент исторической литературы и
взвешенность суждений по спорным вопросам отечественной истории. На старших же
курсах профессор вел семинар, посвященный переводу и комментариям к Ипатьевской
летописи по оригиналу, опубликованному в хрестоматии
М.Ф.Владимир-ского-Буданова. В некоторые годы практиковалось чтение и разбор
мемуаров различных общественных и политических деятелей XVIII столетия. По
воспоминаниям того же К.Н,Бестужева-Рюмина "...был и другой род занятий. Между
несколькими участниками семинара распределялись вопросы, которым посвящена I
глава XIII тома "Истории России" Соловьева... Задача состояла или в простом
ознакомлении с каким-либо отделом и представлении о том письменного отчета или в
более детальной разработке вопроса по собраниям актов и на основании данных
литературы"
Описывая в воспоминаниях свой экзамен по русской истории,
известный впоследствии русский историк-всеобщник, а тогда студент Н.И.Кареев
очень подробно описал манеру Н.А.Попова принимать экзамены, когда профессор "по
живости своего характера больше говорил, чем давал говорить мне", что особенно
чувствовалось особенно в контрасте со строгой манерой общения с студентами
С.М.Соловьева, присутствовавшего тут же.
Другое дело, что не всем студентам нравились столь свободные
педагогические манеры Нила Александровича. Среди его критиков наиболее известны
слова П.Н.Милюкова, который, вспоминая свои студенческие годы оценивал
пребывание Н.А.Попова на факультете как своего рода синекуру, чего тот, в
сущности и не скрывал. Под этим он подразумевал широкое использование
Н.А.Поповым в своих лекциях не столько материалов собственных исследований,
сколько новейших достижений исторической литературы. Подобной же точки зрения
придерживался и Н.Г.Высотский, отмечая, что его выводы были не свободны от
воззрений его учителя.
Как известно, помимо чисто педагогической деятельности на
родном факультете, Н.А.Попов на общественных началах в течение 1867-1868 годов
был редактором "Московских Университетских известий" и не только определял общее
направление в деятельности издания, но и сам опубликовал в нем за этот период
пять статей. Также он активно участвовал в работе Общества истории и древностей
российских при Московском университете.
Несмотря на то, что официально членом этого известного научного
общества Н.А.Попов стал лишь в 1875 году, стаж его работы в нем был намного
больше. Собственно, одна из первых публикаций ученого в бытность его еще
адъюнктом Казанского университета ╟ "Материалы по истории морского дела при
Петре I" были им подготовлены к печати
именно на страницах официального органа общества "Чтений Обществе истории и
древностей российских". Впоследствии Нилом Александровичем на страницах этого
издания были опубликованы многие документы и материалы по русской истории. Среди
них рукопись В.Н.Татищева "Примечания на доклад о невыгодной торговле с
Бухарией, писанный в 1730 г. Пьером Куки", "Рассказ, записанный со слов одного
из участников в Пугачевском бунте" и др. О том авторитете, который приобрел
Н.А.Попов в обществе говорит тот факт, что именно ему в 1884 г. в связи с подготовкой празднования
восьмидесятилетия со дня основания ОИДР было поручено написание официальной
истории общества. Эта задача была им с честью выполнена. Вышедшая в том же году
книга освещала историю возникновения и развития общества на первом этапе его
существования в 1804╟ 1812 гг. В дальнейшем, планировалось издание второй части,
посвященной истории ОИДР в последующий период. Однако, в силу ряда причин
издание не было продолжено. Несмотря на юбилейный характер издания, значение
его вышло за рамки тех целей, которые ставились
перед автором при принятии решения о подготовке данной книги. Дело в том, что
как указывают в своей статье, посвященной истории ОИДР Н.А.Демидов и В.В.Ишутин,
после выхода в свет этой книги Н.А.Попова, и до сегодняшнего дня данная тема не
получила сколько-нибудь серьезного освещения ни в русской ни в советской
историографии. Снабженный, как и большинство других исследований ученого,
большим количеством документов, его труд в ряде аспектов может рассматриваться и
как документальный источник. Так, именно там Н.А.Попов опубликовал всю переписку
между Министром Народного Просвещения графом Завадовским, Московским
университетом и его куратором П.И.Голенищевым-Кутузовым об открытии,
предполагавшихся целях, задачах общества и его реформирования в 1810 г.
Членство Н.А.Попова в ОИДР продолжалось до 1888 г., когда он
вынужден был покинуть его ряды из-за болезни. Но его деятельность там не
ограничивалась чисто научной стороной дела. Здесь в полной мере раскрылись и его
организационные способности Так, в 1887 г. по предложению тогдашнего
председателя ОИДР графа Д.Н.Толстого было решено пересмотреть Устав Общества,
Н.А.Попов принял активное участие в выработке его новых положений. Как в этой
связи отмечал К.Н.Бестужев-Рюмин "...Покойный вообще обладал способностями
распорядительного администратора, при доброте сердца, умел с большим тактом
согласовывать общие требования устава с отдельными случаями практики".
Впечатляет перечень других научных обществ, в которых Н.А.Попов
состоял и работал вне стен Московского университета. Среди них Общество
любителей российской словесности, где он исполнял должность казначея
Приготовительного собрания, Московское и Петербургское археологическое общество,
Московское общество любителей духовного
просвещения, Географическое общество, Историческое общество Нестора-летописца в
Киеве, был членом ученых обществ в Белграде, Праге, Софии.
В 1879 г. в связи с кончиной своего тестя С.М.Соловьева
Н.А.Попов, практически, стал распорядителем его архива. Нил Александрович,
практически произвел его опись и расшифровку некоторых рукописей. Вплоть до 1881
г., когда он был передан сыну ученого Михаилу Сергеевичу, архив великого
русского историка находился на квартире у Н.А.Попова. Как известно, в дальнейшем
судьба этого архива была не простой. Из-за внутренних разногласий между детьми
Сергея Михайловича он был разделен и в некоторой части утерян. До сего дня мы
знаем о существовании некоторых рукописей ученого из описи и копий сделанных с
оригиналов его зятем и частично сохранившихся в его личном архивном фонде, а
также в фондах самого Сергея Михайловича и его сына, писателя Всеволода
Сергеевича, хранящихся в ЦГАЛИ. Не ограничиваясь только разбором архива,
Н.А.Попов издал одну из первых библиографий С.М.Соловьева и всю жизнь собирал
факты его биографии, видимо, планируя написать книгу о нем. Однако. Этот замысел
не был реализован.
Последний период биографии Н.А.Попова был тесно связан с
фигурой известного русского архивиста и историка, сенатора Н.В Калачова (1819╟
1885).Находясь с 1865 г. в должности управляющего Московского архива
министерства юстиции, он много сделал для развития отечественного архивного
дела. В частности, именно он смог добиться у московской думы безвозмездного
выделения земельного участка на Девичьем поле для строительства нового здания
архива, благодаря его инициативе в различных городах России появились и стали
действовать архивные комиссии. В 1877 г. ему даже удалось открыть в Петербурге
специальный Археологический институт, который по образцу французской
Ecole des Chartes должен был готовить
специалистов в области археографии и архивного дела. Впоследствии Н.В.Калачов
предполагал открыть такой же институт и в Москве. Однако, в 1885 году он умер,
оставив многие свои начинания неоконченными.
Среди таких начинаний был и проект издания сохранившихся в
архиве Министерства Юстиции актов Русского государства XVI╟ XVII столетий. Дело
в том, что именно Н.В.Калачов приступил к систематическому описанию вверенного
его архива, создав в его штате специальное подразделение. Простая инвентаризация
фонда выявила 150 тысяч различных документов, исходивших из Боярской думы,
приказов, а также областных и местных учреждений. Поскольку сумм, выделявшихся
Министерством Юстиции на содержание его Московского архива было явно
недостаточно даже для квалифицированного описания всех имевшихся документов, то
Н.В.Калачов выдвинул идею издания важнейших из них в специальном издании. Эта
идея нашла поддержку у президента Санкт-Петербургской АН графа Д.А.Толстого,
который содействовал выделению необходимых для осуществления этих планов средств
и разрешил привлечь к работе некоторых членов Академии по
историко-филологическому отделению.
Еще в бытность директора МАМЮ Н.В.Калачов подыскивал
кандидатуру для замещения этой должности после своего ухода. Его первый опыт
работы с Н.А.Поповым состоялся когда он был приглашен директором МАМЮ для
подготовки "Памятной книжки Московского Архива Министерства Юстиции". Нил
Александрович вошел в работу и стал достаточно близко знакомиться
с организацией работы в архиве. Однако в самый разгар
подготовки издания Н.В.Калачова не стало. И хотя, как писали в своей статье,
посвященной памяти Н.А.Попова академики К.С.Веселовский и Н.Ф.Дубровин, "Еще при
жизни своей Калачов намечал в преемники себе Нила Александровича Попова, как
того из русских ученых, которому обширные познания и опытность, приобретенные в
исторических работах по первоисточникам, давали ближайшее право быть
продолжателем Калачова и по управлению Московским архивом... Это указание было уважено",
на самом деле дело обстояло не столь
однозначно. Чтобы получить этот пост Н.А.Попов сам писал письма своим знакомым
академикам, в том числе и авторам только что процитированной статьи, с просьбой
посодействовать этому назначению. Таковое содействие было ему оказано.
И вот теперь, вступив 4 декабря 1885 года в должность директора
архива, Н.А.Попов начал воплощать в жизнь планы своего преемника. Говоря словами
вышеупомянутых К.С.Веселовского и Н.Ф.Дубровина "...для справедливой оценки
заслуг по редакции двух первых томов "Актов Московского Государства", должно
заметить, что Калачову принадлежит лишь первая мысль о таком издании, исполнение
же его, и при том в существенно распространенном виде, есть всецело дело Попова,
причем нельзя забывать, что Калачов, посвящая свой труд академическому делу,
пользовался зато и всеми материальными выгодами академического кресла, тогда как
Попов работал безвозмездно и вполне бескорыстно" Всего Нил Александрович до
своей кончины успел отредактировать 4 из восьми вышедших вслед за эти томов.
В сентябре 1886 г. он, как директор, открыл новое здание архива
на Девичьем поле. Оно сохранилось и по наши дни и в настоящий момент входит в
комплекс архивного городка на Пироговской ул. (ранее ул. Девичье поле).
Среди других дел Н.А.Попова на этом посту можно назвать
безуспешные, к сожалению, попытки воплотить в жизнь идею Н.В.Калачова об
открытии Археологического института в Москве. Против этого решительно выступило
Министерство Народного Просвещения, опасавшееся как за недостаток
научно-педагогических кадров, так и студентов..
Пытаясь каким-то образом обойти сложившуюся ситуацию и
обеспечить свой архив квалифицированными кадрами археографов, Н.А.Попов в 1888
г. открыл при МАМЮ специальный Археографический отдел. Его штат первоначально
был утвержден в составе 8 человек, обладавших правами чиновников Министерства
Юстиции и повышенными окладами. Эти обстоятельства должны были привлечь в архив
молодых и способных сотрудников из числа своих бывших студентов. По отзыву
К.Н.Бестужева-Рюмина, первое время оклады архивистов считались высокими, что
заметно оживляло деятельность Археографического отдела.
Смерть застала ученого, поглощенного делами и заботами архива.
Буквально накануне 16 декабря 1891 года он подписал в печать листы второго тома
"Актов Московского Государства", а 24 декабря его не стало. Состоявшееся вслед
за тем медицинское вскрытие показало злокачественную опухоль в прямой кишке.
Похоронен Н.А.Попов в Москве, в одном ряду с семьей своего тестя. Как сказал,
произносивший от имени Московского университета речь над гробом покойного
В.О.Ключевский: "Н.А.Попов был одним из последних представителей лучших времен
Московского университета ╟ времен Грановского, Кудрявцева, Соловьева"
По словам С.М.Соловьева (племянника историка) смерть Нила
Александровича была для всех неожиданной и тяжело отразилась в первую очередь на
его близких. Его жена, Вера Сергеевна до конца своих дней "...стала угрюмой и,
не ограничиваясь воспитанием детей, посвятила себя благотворительности и уходу
за больными, работая в клинике, как сестра милосердия." Она умерла в Москве в
1921 году. Судьба детей Н.А.Попова неизвестна.
Как уже было отмечено выше отношение к творчеству Н.А.Попова
как среди студентов, так и специалистов-историков было неоднозначным. Многие
обвиняли его в несамостоятельности, зависимости в выводах от концепции
С.М.Соловьева, с которым он был тесно связан не только в повседневной работе, но
и родственными узами. Это во многом определило и то отношение, которое сложилось
в отечественной историографии к трудам Н.А.Попова особенно в области русской
истории: на сегодняшний день за исключением ряда статей общего характера его
жизнь и активная деятельность на всех его многочисленных постах почти не
известна. И хотя его труды и отражены в некоторых общих трудах по историографии,
однако оценка ученого в них не идет далее самых общих характеристик его в
описанном выше духе.
Существенно отличается от всего вышесказанного оценка роли
Н.А.Попова в развитии отечественной славистики. Его курс по истории южных и
западных славян во многом стал этапным для развития русского славяноведения, а
монография "Россия и Сербия" была не только первым трудом по истории Сербии в
русской, но и в собственно сербской историографии, была переведена на сербский
язык и до сих пор является отправной точкой во многих исследованиях в данной
области. Таким образом, Н.А.Попов выступает как основатель целого направления в
славяноведении. Отсюда и отношение к наследию ученого в этой области. Советское и затем российское славяноведение всегда
подчеркивало ту практическую роль, которую играл Н.А.Попов в деле сближения
славянских земель, налаживания их тесных связей с Россией и научной разработки
основных проблем славянской истории. Довольно часто материалы очень обширной
переписки ученого, хранящейся ныне как в российских, так и зарубежных архивах,
становятся объектом документальных публикаций .
На этих страницах мы бы хотели осветить еще одну грань
творчества Н.А.Попова: его историографические взгляды. Как уже отмечалось выше,
интерес к историографии проявлялся ученым еще со времени написания им дипломной
работы. Да и первая его лекция была посвящена современным вопросам, существующим
в исторической науке. За все время своей научной деятельности он не раз выступал
с критико-библиографическими обзорами различных исторических трудов, выходивших
из печати в то время. Зачастую эти статьи имели более широкое значение и
содержали по сути целые концепции ученого по тем или иным вопросам русской
исторической литературы. Среди таких работ можно назвать, например, его статьи
"О сочинениях И.Е.Андриевского", "Обзор ученых и литературных трудов, изданных
Московским университетом к своему столетнему юбилею", "Заметка на исследование
проф. Лавровского" и др.
Но прежде всего, конечно же, необходимо обратиться той части
его исследований, которые посвящены научным и литературным изысканиям
В.Н.Татищева. Этот сюжет освещен как в соответствующем разделе монографии о нем,
так и в большом докладе Н.А.Попова "Ученые и литературные труды В.Н.Татищева",
подготовленном им для Общества истории и древностей российских.
В них, характеризуя общие подходы В.Н.Татищева к научному познанию Н.А.Попов
подчеркивал взаимосвязь между политическими и научными воззрениями ученого.
Рассматривая его политические взгляды, Н.А.Попов подчеркивал, что "Татищев
является таким же защитником того политического развития, к которому Россия
пришла во времена Петра" В самом общем плане характеризуя свое отношение к
практической политике, Татищев прямо связывал ее с философией "в части морали
или нравоучения закона естественного и политии, которые у разных философов
достаточно описаны". Правда, по мнению Попова "философские убеждения Татищева не
могли быть ни самостоятельны ни глубоки. Философия в его время еще не
принималась на русской почве, с нею были знакомы немногие, да и то, больше
внешним образом". Гораздо в большей степени Татищевым двигало практическое
убеждение в том, что знание наук необходимо для решения жизненных вопросов. Так,
"побуждением к географическим занятиям были чисто практические цели; от
географии не труден уже был переход к истории; от последней к старинным
памятникам русского законодательства, а от них опять к современной практике".
Поэтому наибольшее значение в его научных изысканиях по мнению Попова имели не
столько собственно исторические его разыскания, сколько выявление новых, до того
неизвестных или малоизвестных исторических источников, к каковым он относит один
из списков "Русской правды" и несколько списков Судебника Ивана Грозного. Новым
с точки зрения Попова были и его разыскания в области этнографии и археологии
России. Говоря об этом, он, правда, отмечает, что "╡некоторые известия о
народах, населявших древнюю и новую Россию и взяты из сочинений Байера, но
большая часть статей составлена Татищевым самим, на основании русских и польских
источников" и потому имеет самостоятельный интерес.
Что же касается его источниковедческих разысканий, то Попов
подчеркивает их служебный характер. Собрав постановления Русской Правды и
судебника 1551 г. Татищев много места уделил толкованию устаревших и непонятных
для читателя его времени терминов и снабдил их комментариями, преимущественно в
целях их возможного практического их применения. Таким образом, по мнению
исследователя, исторические изыскания В.Н.Татищева имели в большей степени
значение последнего летописного свода, нежели исторического исследования. Причем
"╡как критический свод летописных известий о древней России, снабженный
примечаниями, история Татищева остановилась на нашествии Батыя. Но, как материал
для продолжения этого свода, он переходит в XVII век и даже касается
царствования Федора Алексеевича"
Главный вопрос, на который стремится ответить Н.А.Попов
касается того, какова же была цель научных исследований Татищева. По его мнению,
несмотря на утилитарный подход к науке, господствовавший во времена, в которые
пришлось действовать его герою, историограф полагает, что в целов "╡нет
сомнения, что человек, жизнь которого вся была отдана науке и который искал в
занятиях успокоения от жизненных невзгод, не мог искать в науке одних только
материальных выгод, которых добивались современники его". Однако при этом, та
активная административная и общественная деятельность, которой всю жизнь
приходилось заниматься Татищеву, мешала ему вести правильные и постоянные
занятия наукой и часто отрицательно влияла на содежательную сторону его
исследований.
В дальнейшем историографические и отчасти методологические воззрения Попова
отразились в его вводной лекции, ряде статей, в частности, таких, как "О
значении германского и византийского влияния на русскую историческую жизнь в
первые века ее развития", "О биографическом и уголовном элементе в истории" и
его обширном историографическом введении к общему курсу по русской истории..
Мы уже упоминали о заявленном в учебном плане 1882 года
специальном курсе по русской историографии за подписью ученого. До последнего
времени следов его ни в архивах ни в библиотеках отыскать не удавалось. По
сообщению И.Г.Воробьевой, детально исследовавшей архив Н.А.Попова, там имеются
черновые наброски общего курса русской истории, где вопросам историографии и
методологии русской истории посвящена первая, вводная лекция. Однако
предварительный характер этих набросков не позволяет дать сколько-нибудь
серьезного анализа его воззрений в данной области. Между тем, этот момент очень важен даже не с
точки зрения изучения исторических взглядов самого Нила Александровича, но в
свете изучения вопроса о преподавании историографии как отдельной учебной
дисциплины в российских университетах. Хорошо известно, что лекции по истории
русской исторической науки в качестве своеобразного введения в русскую историю
читал учитель Н.А.Попова С.М.Соловьев. Широко известен и опубликован курс по
данной проблематике В.О.Ключевского. Если бы удалось обнаружить текст
заявленного курса Н.А.Попова, то удалось бы реконструировать важнейшее звено в
цепи не только научного, но и образовательного процесса.
Наши поиски в данном направлении привели к некоторым
результатам. Так, обнаруженный нами в фондах фундаментальной библиотеки МГУ
комплект литографированных лекций общего курса ученого, датированный 1882/83
годами содержит весьма обширное историографическое введение, которое занимает не
одну, а целых пять лекций. Интересно и то, что лекции основного курса начинается
с новой нумерации. Все это позволяет предположить, что перед нами тот самый
специальный курс по историографии, который в период подготовки курса русской
истории читался автором отдельно, а затем был включен в состав общего
повествования.
Таким образом на этих страницах мы имеем возможность более
детально изучить основные моменты наиболее общих взглядов ученого на
теоретико-методологические и историографические проблемы отечественной истории.
Уже на первых страницах своего курса лекций Н.А.Попов дает свое определение
исторической науки. По его словам "История ╟ есть знание человечества о себе
самом... Вводя единство и гармонию в среду разнородных событий, она объединяет
накопленный значительный материал с целью самопознания". Поскольку данный подход
предполагает множественность историй различных народов, то чуть ниже, автор
спешит конкретизировать свою мысль. Он пишет, что история каждого народа, имея
свое частное значение, как наука, ведущая этот народ к самопознанию, имеет в то
же время и общее значение, содействуя со своей стороны раскрытию законов и целей
общечеловеческого развития в их истинном проявлении и частном применении.
Будучи активным приверженцем "биографического" подхода к истории ивообще
обостренно относясь к вопросу о роли личности в истории, Н.А.Попов полагает
существеннейшем отличием исторической науки от остальных то обстоятельство, что
в здесь одним из существеннейших двигателей является воля человека, как существа
разумно-нравственного. Поэтому лишь тогда можно будет говорить о качественном
скачке впознании истории, когда удастся
решить вопрос о степени нравственной ответственности народов и отдельных лиц за
все совершенное ими Однако при этом он добавляет, что "история не проводит
судебного расследования, не обвиняет и не оправдывает; она только объясняет ╟ и
лишь оставаясь в рамках такого призвания, она достойна носить почетное имя
"История".
Признавая наличие объективных законов истории, ученый тем не менее уделяет много
места тем внешним условиям, в которых развивается действие этих законов. Помимо
чисто внешних воздействий: климата, географического положения и этнографических
особенностей того или иного народа, он выделяет культурно исторические влияния
("стихий"), формы исторического развития в которые укладывается взаимодействие
этих объективных компонентов исторического развития и воздействие на него
человеческой воли и разума.. Вопрос о том, где проходит граница между
требованиями, выдвигаемыми объективными "внешними" условиями и возможностями
человека автор называет одним из важнейших в исторической науке.
Однако история не есть механическое, пусть и неповторимое, но всего лишь
сочетание форм исторического быта и перечисленных выше исторических "стихий"
развития. Поэтому наравне с "объективными" составляющими исторической науки, не
менее отъемлем ой частью ее он считает и философии истории. По его словам
"Философия истории касается жизни всего общества во всей его совокупности и во
всех проявлениях; она ищет одной руководящей направляющей во всех исторических
явлениях, давая человечеству возможность ориентироваться во всем разнообразии
тех явлений, которые порождаются его историческим развитием".
Что касается взаимовлияния указанных элементов или "стихий" русского
исторического развития, то им посвящена и упоминавшаяся нами выше специальная
статья, об этом он много говорит и вводной лекции и в общем курсе. Всего их
пять. Главными являются византийский, варяжский и славянский элементы. В
качестве дополнительных автор причисляет к ним польский и монгольский. Правда,
эти последние влияния, по словам историка были недолгими и потому не оставили
глубоких следов: "Влияние татар ограничивалось коротким промежутком времени и
хотя нельзя отрицать, что оно прошло бесследно для общественных нравов,
существенных изменений не было внесено в нашу политическую жизнь. Влияние Польши
могло бы быть больше уже потому, что первые века нашей и польской истории имели
немало общих основ. Но в то время, когда Россия опять сблизилась с Польшей
политический быт последней был уже совершенно иной и влияние ее ограничилось
только литературой и некоторыми общественными обычаями".
В отношении же главных составляющих русский исторический процесс, то по словам
ученого "Древняя Русь также как и многие другие страны Европы испытала на себе
активное влияние германское влияние в лице варяжского завоевания, тем не менее
здесь оно имело гораздо больше своеобразных черт, чем в других странах. Так, в
силу значительности территории и разбросанности населения варяжские завоеватели
не смогли установить безусловный контроль над местным населением. Более того, по
словам автора "С каждым поколением число дружинников из туземцев увеличивалось,
славянский элемент получал в дружине преобладание и вносил в ее жизнь свои
понятия, развившиеся под влиянием родовых отношений. Мало-помалу все дружинники
стали называть себя братьями, делиться на старших и младших, и наконец, все
прежние отношения между князьями и дружинниками исчезают: последние становятся
воинами князя, а позднее само понятие "дружина" заменяется словом "рать".
В этих условиях в России не могли сложиться институты
феодальных отношений, аналогичные западным. Не появилось в полном смысле
феодалов, борьбы королей с вассалами. Отсюда совершенно иной оказалась роль
общин и их взаимоотношения с центральной и местной властями, по другому пути
пошло складывание сословий.
В этой связи Н.А.Попов полемизирует с рядом положений "Истории Государства
Российского" Карамзина, утверждавшего, что вместе с верховной властью в России
утверждалась и феодальная система, бывшая основой гражданских обществ во всей
Европе, в том числе и в России. При этом историк выдвигает следующие аргументы:
"...у нас не было борьбы между верховной властью и дружинниками в тех размерах и
с тем характером, каким она отличалась в истории Западной Европы; в Древней Руси
также не было борьбы между дружинниками и
остальным населением; не заметно явление среднего класса, не видно, чтобы по
призвании варягов явилось у нас разграничение сословий и чтобы они ясно
различали свои права" Все это, по мнению автора резко контрастирует с
феодальными порядками Западной Европы. Среди прочих отличий он особо выделяет то
обстоятельство, что в Европе существовало резкое различие между правовым и
политическим положением завоевателей и покоренных племен. В нашей истории, по
его мнению, таких резких отличий не было. Причины тому Попов видит не в
добровольном призвании варягов, что в оценке современной ему историографии,
объясняло этот феномен, но в географических и демографических особенностях
варяжского завоевания Руси.
Несмотря на то, что вопреки легенде подчинение варяжским князьям не всегда и не
везде происходило добровольно, главную роль сыграли здесь не столько вооруженное
сопротивление, сколько громадные пространства завоеванной территории, отсутствие
компактного проживания населения, а вместе с тем и возможности жесткого контроля
его со стороны дружинников-завоевателей. Как указывает сам автор "...не имея
возможности занять столь обширное пространство земли и не имея сил удержать
племена в покорности, варяги должны были отказаться от управления ими и
ограничиться собиранием дани". Поэтому не участок
земли, а близость к князю, и участие в распределении дани представляли для
дружинника настоящую ценность.
С другой стороны, как ни парадоксально, но именно варяжский элемент, если
следовать логике историка, привел славян к принятию православия в его восточной
ветви и существенно упростил проникновение элемента византийского в славянский
быт. Как пишет Н.А.Попов, вследствие постоянных походов, варяжские дружинники,
не в пример славянскому населению, привыкли располагать собой вне зависимости от воли каких-либо
обожествленных сил природы. К тому же, часто оседая в чужих землях, они нередко
просто забывали веру своих отцов. "Под влиянием такого презрения к идее,
обоготворявшей силы природы, у дружинников приходили в забвение так называемые
божии суды и само "поле" как судебный поединок... В этой обстановке сталкиваясь
с христианами, они быстрее других язычников подчинялись идее существования
одного бога и полнее отрекались от языческих верований"
С принятием христианства византийское влияние начинает играть совершенно
определенную роль в жизни древнерусского населения. В первую очередь это
касается норм юридического быта. Активная внешняя торговля, политические и
церковные контакты русских с византийцами способствовали вольному или невольному
заимствованию норм византийского права и этикета, церковных обрядов. Все это не
могло сказаться и на представлениях о роли верховной власти и ее взаимоотношений
с церковью. Поэтому не случайно появление теории "Москва╟ Третий Рим и провозглашение
России преемницей Византийской
империи. Именно XV╟ XVI века считает Попов вершиной византийского влияния в
России, оставившего после себя не только чисто внешние заимствованные формы
придворного этикета, но и многие черты политической организации власти русских царей и ее взаимоотношения с
обществом и церковью, доминировавшие в русской истории до прихода Петра.
Как бы подводя вывод этим рассуждениям, историк пишет, что историческое значение
и деятельность принадлежали народам, не уединявшимся, а активно воспринимавшими
исторический опыт других." Чем доступнее посторонним влияниям общество,╟ писал
он,╟ и вместе с тем чем живее и сознательнее относится к ним, тем богаче
проявления его жизни. Чем более поглотил в себе чуждых элементов какой-либо
народ, чем богаче одарены эти элементы, чем полнее переработал их в себе
принявший народ, тем шире, сильнее и развитее будет его собственная природа". В
связи с этим особую роль он отводит сравнительному анализу, ибо одновременное
сосуществование многих народов и расширение сфер их соприкосновения дает
возможность доказать, что все народы развиваются по законам развития отдельного
человека ╟ т.е. имеют свой исторический возраст.
При этом, рассматривая историю как единый взаимосвязанный процесс, Попов в целом
достаточно скептически относится к попыткам дать ту или иную периодизацию на
основе каких-либо внешних признаков, присущих тому или иному времени. Он
полагает это полезным скорее с точки зрения учебно-методической, нежели научной,
где разделить компоненты исторического процесса без ущерба понимания прошлого
практически невозможно. Так, он пишет: "Есть ли какая-то возможность делить
русскую историю на периоды по признакам, взятым из частной или общественной
жизни? Государство и общество можно рассматривать только как среду, в которой
развивалась личность... Но так сложилось, что общество и личность в нашей
истории оставили гораздо меньше следов в нашей истории, чем государство. В их
жизни менее видно самостоятельности, нежели в жизни государственной".
Именно с точки зрения роста самосознания общества оценивает Н.А.Попов
пробуждение интереса к прошлому России в XVII веке. Поскольку исторической науки
в современном ее понимании в то время не существовало, то и первыми трудами,
давшими толчок к развитию исторического знания стали переводные работы. В
качестве примера автор приводит киевский Синопсис и различные его московские
переиздания. Из работ, созданных в России в петровское время он выделяет "Ядро
российской истории". Особое внимание к этому труду автор обосновывает как раз
тем, что именно там впервые была высказана мысль о том, что история строится
свободной волей людей.
Существенную роль в возникновении исторической науки в России,
по мнению историка, сыграли и переводы на русский язык западных исторических
трактатов, с частью которых Петр знакомился лично. И несмотря на то, что большая
их часть отражали борьбу между различными, по большей части клерикальными
направлениями в западной историографии, они дали толчок к пониманию в России
истории как научной дисциплины.
Следующим этапом становления русской исторической науки стало открытие в 1725
году Академии Наук и приглашение в Россию западных ученых-историков. Среди
прочих в ряду первых исследователей русского прошлого Н.А.Попов называет Теофила
Зигфрида, Бернарда Селлия. Но особую роль в развитии русского исторического
знания сыграли труды Байера и Миллера. Оценивая значение работ последнего,
историограф подчеркивал, что его имя в русской историографии "...несчастным
образом оказалось навечно связанным с вопросом откуда пошла русская земля.
Выдвинув норманнскую теорию, впрочем, хорошо обоснованную в свое время, он сразу
же вызвал к жизни тех, кто хотел доказать, что первые русские князья не были
варягами, а, например, славянами... А при вступлении на престол Елизаветы
Петровны, когда все иностранное подвергалось резкой неприязни, книга Миллера
была даже запрещена".
Хотя в самом курсе и оговариваются имена историков,
принадлежащих к противникам норманнской теории, автор не счел нужным подробно
останавливаться на них. Зато в других статьях автора этот вопрос раскрыт более
полно. Речь идет о фигурах М.В.Ломоносова и Х.А.Чеботарева. Оба этих ученых были
тесно связаны с историей возникновения и первых лет деятельности Московского
университета. Поэтому Н.А.Попов счел нужным обратиться к их вкладу в
историографию в статье, посвященной столетнему юбилею Московского университета,
праздновавшемуся в 1855 г..
Указывая, что первое поколение русских профессоров в общей своей массе получило
образование за рубежом, в основном в германских университетах, Попов объясняет
этим их генетическую связь с другими немецкими учеными, приехавшими работать
либо в Академию Наук либо во вновь открытый Московский университет. А они "...не
могли внести много новых элементов в умственную деятельность университета. Все
они были воспитаны в той же философии Лейбница и Вольфа, которую принес нам еще
Ломоносов и передал ученикам своим" Другое дело, что наиболее дальновидные из
них, понимая ограниченность своего прежнего научного опыта на русской почве,
пытались адаптировать свои знания к русским реалиям. Среди таких ученых автор
называет имя профессора права Дильтея, пытавшегося приложить методики объяснения
Римского права к толкованию русских законов.. В той же ситуации оказался и
М.В.Ломоносов. Именно в этих обстоятельствах Н.А.Попов усматривает причину того,
что "...наш гениальный математик, не предназначавший себя никогда к историческим
занятиям, должен был уступить требованию времени и написать русскую историю без
предварительных приготовлений" Отсюда, отдавая должное подвигу Ломоносова как
первого русского гуманиста, автор не склонен переоценивать его заслуги как
историка.
Что же касается автора первого в Московском университете курса русской истории,
то, анализируя небольшие сохранившиеся фрагменты его лекций, Н.А.Попов делает
вывод о том, что тот не поддерживал взгляд на исключительно русское
происхождение первых русских князей, "ориентируясь при этом на созвучии
собственных имен", ибо "...история имеет некоторые пустые звуки или слова,
которыми горделивое невежество прикрывает себя".
Несмотря на то, что Н.А.Попов был автором первой
монографической разработки фигуры такого известного русского историка и
общественного деятеля, как Татищев, в самом курсе его историческим воззрениям
отведено не столь много места. Он лишь оговаривает вскользь, что труды этого
историка представляют собой свод летописных известий.
Гораздо больше внимания уделяет Попов фигуре и научным трудам князя
М.М.Щербатова. Его значение в развитии русской историографии он оценивает таким
образом: "...До Вольтера историки давали груды материала, украсить который
удавалось немногим. Щербатов первый начал критически относиться к материалу и
освещать факты под своим углом зрения. Но он перегнул палку в другом
направлении. Пользуясь материалом по-рыцарски, он многое перепортил: и нужно
было немало усилий, чтобы поправить его ошибки....начав первый отработку
материала, он погряз в подробностях, не мог извлечь из них существенного. Но ему
принадлежит та заслуга, что он первый излагал русскую историю, вглядываясь в ее
выпуклые явления и стараясь объяснить их.". С другой стороны, своим известным
памфлетом на сочинение Леклерка и не менее знаменитой работой "О повреждении
нравов в России" Щербатов, по мнению Попова, выступил чуть ли не первым в
русской историографии представителем того направления русской общественной
мысли, которое получило название славянофильства.
Во многих отношениях эти работы спровоцировали выступления со
своими взглядами на русскую историю тех, кто не разделял убеждений Щербатова.
Среди ставших наиболее известным его оппонентом стал Г.М.Болтин. Попов
уклоняется от подробного анализа его сочинений, но пишет, что необходимость
высказаться по вопросам отношения к эпохе Петра Великого, предшествующим и
последующим этапам русской истории в то время были первым шагом к самосознанию.
И в этом заключается непреходящее значение как Щербатова, так и тех, кто вступил
с ним в этот спор.
В свой качественно новый этап российская историография вступила в царствование
Екатерины II. Это обстоятельство также объяснялось вполне практическими
причинами. Создание нового Уложения потребовало от юристов и правоведов,
готовящих тексты новых законов, более точного знания о нормах юридического быта
прошлых веков. Это в свою очередь привело с одной стороны к появлению первых публикаций документов во
истории России, а с другой ╟ к зарождению интереса к юридическому быту Древней
Руси.
На этом фоне проходила научная деятельность в России основателя
филологической критики источников Августа Людвига Шлецера. Он же своей запиской
в Академию Наук в 1804 году первым предложил осуществить академическое издание
русских летописей. Эта инициатива была одобрена и именно этому обстоятельству мы
обязаны появлению при Московском университете Императорского Общества Истории и
Древностей Российских. Значение этого историка в истории русской исторической
науки Попов определяет выработкой синхронистической методики в критике
источника: знание истории и языка разных стран позволили ему толковать и
критиковать русские летописи, опираясь на аналогичные опыты в зарубежной науке.
И это дало блестящие результаты. Его успехи опирались прежде всего на изучении и
знании истории самого языка. Но через это можно говорить, что Шлецер был лучшим
знатоком и лингвистики и истории того времени. И хотя он не написал истории
исторической критики, но из тех приемов, которые содержатся в его работах
таковую можно вывести .
Научные успехи А.Л.Шлецера обусловили появление одного из наиболее ярких
представителей противоположного направления нарождавшейся исторической мысли.
Цитируя одно из высказываний Шлецера, Н.А.Попов подчеркивает, что до появления
историка-художника должен появиться историк-повество-ватель. Им был
Н.М.Карамзин. Первоначальное его появление на авансцене русской историографии
фигуры Попов относит ко все тому же, идущему еще с петровских времен
утилитарному отношению к истории. Историк был уже достаточно известен в
литературных кругах, когда он впервые занялся историческими изысканиями. Его
первая работа на новом для себя поприще "Записка о старой и новой России" хотя и
апеллировала к историческим фактам, но по сути отражала политическую борьбу в
окружении царя Александра I между реформаторами и консерваторами. Статья прежде
всего была направлена против М.М.Сперанского и проектов его реформ. Как
известно, лейтмотивом этой работы было убеждение Карамзина в том, что наш
общественный и государственный строй возник исторически и потому его
насильственное изменение даже со стороны самой власти ничем не оправдано.
Дальнейшее увлечение Карамзина исторической проблематикой привело к созданию его
знаменитой "Истории государства Российского". Характеризуя эту работу Попов
пишет, что сочинение Карамзина "можно назвать увлекательной картиной русской
истории. Историк потревожил гробы и, поднимая мертвецов, вложил им жизнь в
сердце и слова в уста, заставил их вновь создавать царства и представил
воображению читателей без прикрас, с личными страстями, нравами и деяниями. Тем
самым Карамзин расширил границы собственного бытия" Таким образом, создавая свой
бессмертный труд историк рисковал, что его книга будет иметь только некоторое
значение в истории русской литературы. Но этого не произошло. Среди причин,
давших столь неслыханный успех "Истории Государства Российского" Попов называет
как талант и трудолюбие самого историографа, так и "...того широкого права, с
каким он первый у нас мог пользоваться необходимыми для исторических занятий
материалами. Но нельзя сказать и о том всеобщем интересе к истории, возбуждением
к которому мы были обязаны политическим событиям эпохи".. Среди последних Попов
называет события Отечественной войны 1812 г., создание Священного Союза и вообще
активная внешняя политика, характерная для второй половины царствования
Александра I. В силу этих причин труд Карамзина как бы дополнял современные впечатляющие успехи русского
государства отблеском дел минувших. Поэтому книга долгое время служила центром
для всех научных работ по русской истории.
Анализируя вклад Карамзина в развитие собственно исторической науки Попов
подчеркивает те новые принципы периодизации русской истории, которые были
определены историографом и основывались на смене форм государственного развития.
В этом была его сила ╟ ибо после того все схемы периодизации русской истории в
той или иной степени строились именно на этих принципах. Но в этом Попов видит и
определенные слабости карамзинской концепции. Так, он пишет, что творение
Карамзина начинается с появления независимого русского государства и затем уже
существует великим и сильным. Но именно поэтому Карамзин так и не решается
подробно рассматривать "безгосударственные" периоды русской истории, такие,
например, как "Удельный период" Поэтому он и рассматривает это время лишь как
предысторию, исключая тем самым из русской истории всю ее древнюю часть. И лишь
с XV века начинается настоящая русская история. Однако главным обстоятельством,
придающим Истории государства Российского большое научное и не только научное
значение Попов считает то, что "...он понял, что главным элементом в системе
строительства русского государства являются не сами государственные формы, но
люди, творящие историю. Своей книгой он, по сути, первый обрисовал
воспитательную функцию исторического знания и в изящной, литературной форме
передал ее своим читателям. Для своего времени его книга давала образцовое
чтение не только к познанию прошлого, но и воспитанию будущего".. Таким образом
именно Н.М.Карамзин добавил к познавательно-научному содержанию исторической
науки ее образовательно-воспитательный компонент.
Именно блестящая литературная форма, в которую было облечено творение Карамзина
и снискавшая ему широкую писательскую славу, явилась поводом для части читателей
усомниться в справедливости изложенных в книге выводов. Этой группой стали
сторонники "скептической школы" во главе с известным историком М.Т.Каченовским.
Приветствуя главную посылку скептиков, изложенную в словах "для науки нет ничего
приятнее, как скептицизм, основанный на сравнении текстов и свидетельств". Таким
образом, появление этого направления Попов связывает одновременно и с наследием
идей А.Л.Шлецера и с неприятием литературного подхода Карамзина. Однако и в этом
подходе были свои минусы. В частности, по словам автора "Каченовский первым со
своими учениками заявил сомнение насчет верности того освещения, в котором
выставил Карамзин события русской истории. Но среди своей полемики против
авторитета Карамзина скептики заподозрили достоверность и самих источников,
которыми он пользовался". Не случайно именно Каченовсий подверг сомнению
подлинность Русской Правды, древнейших летописей, существования кожаных денег и
пр. И все же, критикуя Карамзина скептики высказали ряд правильных соображений,
которые впоследствии стали магистральными направлениями в изучении русской
истории. В частности именно им, по мнению Попова, принадлежала идея об общих
исторических законах, управляющих судьбой всех народов. А отсюда,
подчеркивавшаяся ими необходимость сравнительно-исторического изучения истории
России. Эта, ныне общепринятая идея, логически вытекала из содержания всей
критики скептиков, но при всей нынешней банальности была новшеством для своего
времени.
В этой связи Н.А.Попов отмечает фигуру еще одного представителя скептической
школы ╟ Н.А.Полевого. Несмотря на то, что автор считает его самоучкой, но
подчеркивает, что Полевой первым считал необходимым широко применять в своем
исследовании не только русские источники и литературу, но и сочинения
иностранных авторов ╟ Тьерри, Гизо, Нибура и др. Отсюда и первое в русской
историографии широкое применение исторических параллелей между основанием
русского государства варягами и аналогичным действиям норманнов в Западной
Европе, между удельным периодом в России и феодальной раздробленностью на Западе
и пр. В этом смысле Попов называет Полевого "одним из зачинателей западнического
направления в русской историографии"
С другой стороны в заслугу этому историку Попов ставит то обстоятельство, что
после утверждения Карамзиным эволюции государственных форм в качестве
системообразующего принципа русской истории, он впервые попытался построить свое
видение истории на других основах ╟ эволюции самого русского общества.
Одним из следствий деятельности скептиков стало возбуждение уже подзабытого с
екатерининских времен интереса к юридическим формам существования Древней Руси.
Провозвестниками нового этапа в изучении этого вопроса стали труды профессоров
Московского университета Морошкина и Редькина в сороковых годах XIX столетия. Но
главный вклад в оформление нового направления в русской историографии внес
Иоганн Эверс. Именно он на основании анализа древнейших памятников русского
законодательства указал на наличии в Древней Руси следов т.н. родового и
государственного быта. Таким образом, по мысли Попова "были намечены две главные
формы политической жизни, с которых началась русская история. Когда вслед за тем
явилась так называемая историко-юридическая школа, то вопрос шел уже не столько
о том, действительно ли таковыми были первые формы русской жизни, сколько о том,
в которой из них заключалось более жизненных начал".
Свое наиболее полное развитие эти идеи получили в трудах
Кавелина. Он распространил методологические принципы Эверса на анализ всего
древнерусского судоустройства. Главным новшеством, внесенным им в развитие
исторической науки было то, что он продолжил труд Эверса, подвергнув изучение
историю русского судопроизводства не с точки зрения современных понятий, а
применительно к отношениям изучаемой эпохи.
Вклад Кавелина в развитие русской истории был значительным, но также требовал
своего развития. "Надо было повести изучение дальше: исследовать
общинно-экономическую и политическую жизнь. В решении этой задачи дали толчок
работы С.М.Соловьева. Хотя автор и упоминает в своем курсе "Историю России", но
детально останавливается лишь на ранних работах историка. Так, по его мнению,
сочинения Соловьева "Об отношениях Новгорода
к великим князьям" и "Об отношениях между князьями Рюрикова дома" важны для
развития русской историографии не только потому, что развивают вышеозначенную
тенденцию изучения родового и общинного быта за рамками чисто юридических
отношений, но и тем, что "...основные тезисы этих работ стали исходной точкой
для современных изысканий по русской истории и с другой стороны вызвали полемику
со стороны славянофилов и карамзинистов"
Основными же вопросами, которые выросли из этой полемики и ныне
стоят на повестке дня Попов называет следующие:
- Об историческом значении племен, поселившихся на русской равнине и вошедших
потом в состав русского государства
- О культурном взаимовлиянии этих и сопредельных народов
- Об историческом значении русской общины как национального типа
самоуправления
- Об отношении древней и послепетровской России.
В заключение своего курса автор еще раз возвращается к своей мысли о том, что
"русская историография тогда только получит свое правильное развитие, тогда
только будет преуспевать, когда найдет средство своего развития в самой себе, а
не на стороне. Само собой разумеется, что не следует забывать при этом об одной
истине: если в науках точных считается исполненной вся теоретическая задача,
когда найдены причины явлений и уяснены
законы, по которым они развиваются, то в науке исторической, где одним из
двигателей является воля человека, как существа разумно-нравственного, лишь
тогда будет достигнут прогресс, когда удастся решить вопрос о степени
нравственной ответственности народов и отдельных лиц за те порядки, которые были
ими установлены и те идеалы, которым они поклонялись, под знаменем которых вели
свое историческое шествие. Это наиболее доступная для понимания сторона
исторического знания: к ней могут быть присовокуплены такие определения: с одной
стороны "история представляет собой цепь великих злодеяний", с другой стороны
"история есть примиритель поколений грядущих с дедами поколений прошедших". Но в
том и в другом случае, история никого не обвиняет и никого не оправдывает. Она
только объясняет и является таковой только оставаясь в этих рамках".
Таким образом, подводя некоторые итоги нашего исследования
можно видеть, что Н.А.Попов был первым историком-русистом в Московском
университете после С.М.Соловьева, который не только обратил пристальное внимание
на огромную роль историографии в деле изучения русской истории, но и перый
посвятил этому предмету отдельный специальный курс. Так, по сути, было
декларировано появление нового предмета в рамках учебных планов Московского
университета, а вслед за этим и в других университетах. Отличием данного курса
от последующих работ в этом направлении В.О.Ключевского, П.Н.Милюкова и других
было преимущественное внимание автора не к внутренним особенностям и тенденциям
развития самой исторической науки, но то влияние которое на нее оказывал рост
самосознания народа и осознание Россией своего места в мире.
|
